Юрий Евгеньевич Ряшенцев - поэт, прозаик и сценарист, автор стихов к песням для театра и кино (его перу принадлежат тексты песен к таким популярным фильмам, как «Д`Артаньян и три мушкетёра», «Рецепт её молодости», «Остров погибших кораблей», «Гардемарины, вперёд!», «Простодушный» и многим другим) , мастер мюзикла, переводчик. С 1970 года - член Союза писателей России. С 1989 года - член русского ПЕН-центра. Трёхкратный победитель Всесоюзных конкурсов по стихотворному переводу.
- Юрий Евгеньевич, как появилась идея сделать спектакль «Три мушкетёра» и какие артисты в нём участвовали?
- Это было очень давно, и идея спектакля «Три мушкетёра» принадлежала Александру Товстоногову, сыну Георгия Товстоногова, знаменитого режиссёра. Он обратился ко мне и к Марку Розовскому, чтобы мы написали либретто. Музыку к спектаклю сочинил композитор Максим Дунаевский. Постановку Товстоногов осуществил в Московском ТЮЗе в 1974 году. И это было довольно смелым шагом, потому что до этого ТЮЗ не пользовался никаким успехом у московской публики, а этот спектакль произвёл настоящий фурор. Стояли большие очереди за билетами, шли взрослые люди, хотя спектакль был рассчитан на зрителей юношеского возраста. Там роль д`Артаньяна играл Владимир Качан, ныне знаменитый артист, замечательный бард. Хотя я не знаю, можно ли назвать его бардом, потому что он пишет песни не на свои стихи, но музыку он пишет очень интересную. Люба Матюшина блистательно исполняла роль Миледи. Кстати, именно после этого спектакля её пригласил в Театр имени Ленинского комсомола («Ленком») Марк Захаров. Был такой артист Горелов, он в нашем спектакле играл кардинала Ришелье. И уже потом, когда этот спектакль состоялся так пышно, родилась идея сделать фильм «Д`Артаньян и три мушкетёра». Была направлена соответствующая заявка в телевизионное объединение «Экран». Высокое начальство эту идею одобрило и поручило это дело кинорежиссёру Георгию Юнгвальд-Хилькевичу, который работал на Одесской киностудии.
Снимали этот фильм, насколько я помню, в 1978 году в Одессе и во Львове, но туда были приглашены уже другие артисты, которые до сих пор, как мне кажется, живут этим фильмом. Это Михаил Боярский, замечательно исполнивший роль д`Артаньяна. Это Веня Смехов, сыгравший Атоса. Это Валя Смирнитский - великолепный Портос. И ушедший уже от нас, к великому сожалению, Игорь Старыгин - исполнитель роли Арамиса. Вот так началась эта эпопея, которая длится до сих пор. Как ни странно, этот фильм почему-то и сегодня интересен зрителю. Это такая хорошая мужская история о дружбе. Хотя я думаю, что истоками всего этого для меня было предвоенное время, ещё в 1930-е годы, когда я только прочёл роман «Три мушкетёра». Я рано научился читать и ещё совсем маленьким ребёнком прочёл эту книгу. Тогда мы во дворе с ребятами играли в мушкетёров, тыкая друг в друга разными прутиками вместо шпаг. Потом война, школа, вторая смена... Возвращение из школы домой вечером, когда надо было собрать компанию ребят, потому что мы шли мимо домиков, в которых обитала местная шпана. Таким образом у нас нередко случались схватки с малолетними хулиганами - так называемыми «гвардейцами кардинала». И в нашей компании «мушкетёров» мы все были тогда «один за всех, и все за одного!». Вот это моё детское увлечение «Тремя мушкетёрами» много лет спустя воплотилось в песенно-поэтическую форму сначала для спектакля, а потом и для фильма.
- А какие песни звучали в спектакле и какие были написаны уже непосредственно для фильма?
- Вообще эти песни стали знаковыми для композитора Максима Дунаевского, я считаю. В спектакле звучали «Баллада о дружбе» («Когда твой друг в крови...») , «Баллада об опасной дороге»... Потом уже эти номера перекочевали в фильм. Но, по настоянию режиссёра Георгия Юнгвальд-Хилькевича, многие песни из спектакля пришлось заменить. И уже конкретно для фильма был написан один из вокальных номеров королевы, который исполнила Алиса Фрейндлих. «Бургундия, Нормандия...» тоже. Для кино была сочинена «Баллада Атоса» («Есть в графском парке чёрный пруд...»), с которой, я помню, Макс Дунаевский долго мучился, чтобы её записать, потому что нужен был соответствующий голос и долго не могли найти подходящего исполнителя. И это была большая удача, когда её спел Вячеслав Назаров, музыкант, который в своё время работал в оркестре Олега Лундстрема. И я хорошо помню, что когда в студии шла запись этой песни, вошёл Боярский, внимательно послушал и с восхищением сказал: «А голос-то с биографией!». Это одна из моих любимых песен в этом фильме. А самое главное, что для фильма был написан главный шлягер - «Пора-пора-порадуемся на своём веку...», его не было в спектакле. Эта песенка была создана на пари с Марком Розовским, когда мы были с ним в Коктебеле. Он меня всё время подначивал: «Замечательные ты песни написал, но ведь это всё для интеллигенции, а ты ведь не можешь написать такую вещь, чтобы её в кабаке пели и играли». Мы шутили с ним на эту тему. И я действительно, сидя и покачиваясь в кресле, довольно быстро придумал слова, которые являются шлягвордом этой песни. А потом в Москве Розовский показал этот текст Максу Дунаевскому, который поставил его на пюпитр и тут же сыграл эту мелодию. То есть, главный вокальный номер мушкетёров «Пора-пора-порадуемся...» был создан очень быстро.
Ещё была интересная история со Львом Дуровым, сыгравшим де Тревиля. Он замечательный актёр, но всё-таки не певец. Он записал номер «Бургундия, Нормандия...» в дуэте с Михаилом Боярским, спел там всего несколько строк. А вот с основной «Балладой де Тревиля» («Шпаги наголо, дворяне! Пыль в Париже - это прах...») возникли проблемы. Дурову было очень тяжело попасть в ноты. В студии звукозаписи он сделал несколько дублей, очень старался, но, увы, его исполнение никуда не годилось. В результате в фильме «Д`Артаньян и три мушкетёра» она звучит в исполнении Александра Левшина, хотя Макс Дунаевский года через три после этого перепел её для пластинки, которую выпускала фирма «Мелодия». А на премьере фильма в Доме кино Лев Дуров подумал, что это звучит его собственный голос, очень гордился и всем говорил: «Как я спел здорово!». Вообще воспоминаний о том периоде очень много смешных, была обстановка дружбы и влюблённости друг в друга, в актёров. И до сих пор я не представляю себе никакого другого капитана де Тревиля, кроме Льва Дурова.
- В фильме ведь звучат ещё и вокальные номера Арамиса, исполненные тенором замечательным...
- Да, в фильме звучат две песни Арамиса. Одна из них «Хоть Бог и запретил дуэли, но к шпаге чувствую талант...» была написана для спектакля. В ТЮЗе её замечательно исполнял артист Володин. А вторая, «Перед грозой так пахнут розы...» - делалась уже для кино. Обе эти песни за Игоря Старыгина пел за кадром Владимир Чуйкин, певец из вокально-инструментального ансамбля «Коробейники».
- У всех мушкетёров, помимо их общих песен, есть и свои сольные вокальные номера. У всех, кроме Портоса. Почему?
- Дело в том, что я, конечно, сделал свой вокальный номер и Портосу. Этот номер был. Он был очень смешной и базировался на недостатках Портоса. Он очень нравился Александру Товстоногову и тот хотел его поставить, но так складывался спектакль, что негде Портосу было петь. Так это продолжилось и в фильме тоже, он у нас остался без номера. Хотя мне Валю Смирнитского в этом смысле жалко, он бы мог, мне кажется, очень хорошо это сделать.
Но вот с песней Миледи была целая история. В спектакле Люба Матюшина пела в иронической манере: «Я с самого детства обожаю злодейства, нету выше призванья, чем творить злодеянья...». Это вызывало улыбку у зрителей в зале. А Юнгвальд-Хилькевичу это не понравилось, ему нужен был более серьёзный и более зловещий текст. Я был где-то в отъезде, меня не было в Москве, и они там решили, что сами могут написать новый текст. Это сделал один из актёров при участии самого Хилькевича. Там были жуткие слова: «Я провинилась красотой, я провинилась чистотой...». На это я сказал: «Воля ваша, вы режиссёр и можете включить новую песню в фильм, но, будьте любезны, в титрах написать, что эта песня принадлежит перу не Ряшенцева, а того, кто написал». С этой претензией я пришёл в телевизионное объединение «Экран» и потребовал внести изменения в титры. Но начальство не захотело этого делать, потому что если бы была упомянута фамилия автора этой песни, пришлось бы и ему платить. Я получил отказ. И Марк Розовский, будучи человеком активным в этом смысле, убедил меня подать в суд. Я суд выиграл, но из-за этого на несколько лет был отлучён от работы на телевидении. Я разговаривал со Стеллой Ждановой, которая тогда занималась этим делом, и даже каким-то образом один раз я разговаривал на эту тему с председателем Гостелерадио Сергеем Лапиным, но они дружно мне сказали: «Вы подали на “Экран” в суд, и право “Экрана” с вами не работать». Это продолжалось несколько лет.
- В одной из телевизионных передач Вы говорили о том, что много лет спустя Михаил Боярский обратился к Вам с просьбой написать сценарий фильма, в котором все мушкетёры погибают.
- Да, это было ещё в девяностые годы. Миша Боярский попросил меня написать такой сценарий, где бы все мушкетёры завершали свой жизненный путь, как у Дюма. И мы с моей женой и соавтором Галей Полиди такой сценарий действительно сочинили. Это обсуждалось на уже достаточно продвинутом уровне, мы встречались с группой, но, как я понял, в итоге на осуществление этой идеи не хватило средств. В общем-то, картина, сами понимаете, требовала очень серьёзных расходов, нужно было снимать крепость, нужно было снимать большие массы людей, батальные сцены... А сюжет был таков. Фильм должен был начинаться со сцены подготовки празднования юбилея маршала Франции д`Артаньяна, когда в галерее Лувра среди портретов маршалов Франции собираются водрузить портрет юбиляра. А дальше мы видим художника, который дорисовывает портрет д`Артаньяна у него дома, в его фешенебельных аппартаментах. Но мы пока не видим самого д`Артаньяна, а видим только художника и видим портрет. И у зрителя, который смотрит кино, естественно, возникает интерес: а какой он теперь стал, д`Артаньян в исполнении Боярского? Все же помнят его молодого. А на портрете он действительно молодой, с горящим взором, чуть слегка, может быть, поседевший... Но это придворный художник, льстящий... И когда камера медленно сползает с портрета на самого героя, который позирует художнику, мы видим уставшего и постаревшего человека, с мешками под глазами, с абсолютно потухшим и холодным взглядом, совершенно не такого, каким мы помним его по первому фильму. Ну а потом происходит преображение этого самого д`Артаньяна. Он присутствует на дворцовом представлении в театре и смотрит спектакль о себе самом, где на сцене какой-то молодой мальчишка изображает его молодым, а в зале сидят придворные, публика и с восхищением смотрят на всё это. И вдруг в ложу к д`Артаньяну входит какой-то человек, наклоняется к его уху и что-то ему говорит. И мы видим, как старый д`Артаньян буквально на глазах преображается в того героя, которого мы знали. Ему доложили, что совсем уже старый де Тревиль осаждён в какой-то крепости врагами, поскольку до сих пор между французами продолжаются очередные бучи. Д`Артаньян выходит из ложи, спускается вниз, а на лестнице в это время Портос дерётся с какими-то людьми, не пускающими его к д`Артаньяну. И вот тут начинается новая история. Д`Артаньян и Портос мчатся на выручку де Тревилю, а Арамис и Атос оказываются в противоположной партии, как, собственно, у Дюма и было написано в романе «Двадцать лет спустя». Вот такая была придумана история. К сожалению, это не получилось воплотить на экране. Хотя это был интересный сценарий, там было много интересного. Я бы и сейчас от него не отказался. Но, увы... Впрочем, это совершенно не повлияло на наши отношения с актёрами. Когда с Мишей Боярским мы сталкиваемся где-то, то с радостью общаемся. С Валей Смирнитским, к моей большой радости, я общаюсь, когда бываю в Испании. В городе Торревьеха мы с женой купили квартиру, а у Вали там есть домик очень хороший. А Веня Смехов не так давно был у меня дома, здесь, в Москве, так что дружба продолжается.
- Были ли у Вас ещё какие-нибудь совместные работы с композитором Максимом Дунаевским, кроме «Мушкетёров»?
- У нас с Максимом Дунаевским был ещё один проект. С моей точки зрения, это едва ли не лучшая его композиторская работа. К сожалению, о ней практически никто не знает. Это мюзикл «Саломея, царевна иудейская» по пьесе Оскара Уайльда. Он был поставлен в 1991 году в Москве. Правда, постановка шла не долго. Сам спектакль был, видимо, не совсем удачный, как я понимаю, но там был очень интересный актёрский состав. Например, Максим Суханов играл Ирода, царя иудейского. Но так или иначе, сценарный материал-то существует. И для «Саломеи» Дунаевский написал совершенно невероятную музыку, она была пронизана всеми оттенками того времени, той эпохи, когда падчерица Ирода настаивает на смерти Иоанна Крестителя и добивается своего. В музыке дух эпохи был передан замечательно. К сожалению, эта идея до сих пор нами по-настоящему не осуществлена. Мне бы очень хотелось, чтобы всё-таки эта вещь сейчас была поставлена, чтобы о ней больше узнали. Когда Максим Дунаевский был в Америке, он показывал её американским продюсерам. Она всем очень нравилась, но все в один голос говорили, что её портит для американского зрителя трагический конец. А конец заключался в том, что Саломею раздавливают щитами по приказанию Ирода. У нас в стране эта вещь тоже, увы, не идёт, хотя у нас трагический конец не препятствовал бы постановке в этом случае.
- Юрий Евгеньевич, у Вас было достаточно много работ с режиссёром Евгением Гинзбургом. Расскажите, пожалуйста, об этом.
- Работа с Женей Гинзбургом - это было счастливое время для меня. Мы с ним несколько картин сделали. Это и «Рецепт её молодости», и «Весёлая хроника опасного путешествия», и «Остров погибших кораблей», и «Простодушный». С Женей было очень легко работать. Он очень многие вещи понимал и принимал. Ему я обязан работой с Людмилой Гурченко. У меня было две работы с этой актрисой. К сожалению, Женя Гинзбург очень рано ушёл из жизни. У него была хорошая команда, он большое внимание обращал на то, с кем работает. У него был звукорежиссёр великолепный - Володя Виноградов. Гинзбург сам подбирал актёров и очень точно. И я помню счастливое время работы с Сашей Абдуловым. Там, где был Абдулов - там хохот был всегда. Саша был очень лучезарный, весёлый. Вообще в «Рецепте её молодости» было замечательное созвездие актёров. И Джигарханян, и Ромашин, и Абдулов, и Олег Борисов. Лена Степанова - замечательная актриса, которая просто создана для мюзикла. А уж Гурченко - была просто мозгом артистической команды этого фильма, она была таким мотором, вечным двигателем. Люся была необыкновенно музыкальна. И я думаю, что если бы жизнь сложилась по-другому, то она была бы великой актрисой мюзикла, известной во всём мире. Так, как она чувствовала музыкальный жанр - это было уникально.
- В фильме «Рецепт её молодости» потрясающая музыка Георгия Гараняна...
- Гаранян был обаятельный человек совершенно. Лёгкий, подвижный, прислушивающийся ко всем замечаниям. Для этой картины Гурченко записывала прощальную арию. У меня хороший слух, но нет музыкального образования. Я сказал Гараняну: «Жора, а давай здесь попробуем вот так». И своим хриплым голосом попытался изобразить то, что я от него хочу. Он послушал и сказал: «О, хорошо!». И сделал так, как я его попросил, за что я ему очень благодарен. Я очень печалился по поводу такого его раннего ухода из жизни.
- Как создавались песни к фильму Евгения Гинзбурга «Остров погибших кораблей»?
- Это была странная работа, потому что на этом фильме собралось сразу шесть или даже восемь композиторов. Мне первый раз пришлось работать с таким количеством композиторов сразу, но счастье моё заключалось в том, что это были не подтекстовки на готовые мелодии, а наоборот, всё шло от меня. Я создал тексты, отдал их Гинзбургу, а он распределил их между совершенно разными композиторами, преследуя свою какую-то режиссёрскую цель. Для картины музыку писали Александр Басилая, Георгий Гаранян, Давид Тухманов, Александр Зацепин, Владимир Давыденко, Юрий Саульский... Очень хороший певец был Павел Смеян. Он в «Острове погибших кораблей» исполнил «Номер диктатора Слэйтона». С Пашей мы не были особо знакомы, но нам посчастливилось столкнуться на этой работе. В картине великолепно пел, например, Николай Носков. Он исполнил «Закадровый монолог» («Романтика, романтика...»), «Ах, если б не любовь...», «Акула, ты флаг пиратского разгула...». Совсем ещё молодой Володя Пресняков пел песню «Призраки».
- Одной из лучших киноработ Евгения Гинзбурга, несомненно, является экранизация повести Вольтера «Простодушный».
- Я единственный раз сталкивался в работе с Зиновием Гердтом, и это как раз было на записи песен к фильму «Простодушный». Это было совершенно незабываемо. Дело в том, что Гердт должен был спеть номер «Бастилия». И я опять столкнулся с той проблемой, с которой я сталкивался на «Мушкетёрах», то есть что российский поэт должен делать с французским материалом. Я, естественно, представил себе, что в России это была бы «Таганка», наверное, если говорить о каком-то местопребывании героев, соответствующем Бастилии. И вот я написал совершенно в полублатных традициях эту самую «Таганку - Бастилию». А Анатолий Кролл, который писал музыку к этому фильму, является большим мастером. Конечно, это не блатная песня получилась, но в ней так узнавалась «Таганка», что это было совершенно очевидно. Получилась такая потрясающая стилизация. И когда Гердт пришёл в студию звукозаписи и услышал нашу с Кроллом песенку, он показал мне большой палец в знак одобрения. А перед тем, как идти к микрофону, Гердт начал рассказывать анекдоты разные и какие-то смешные случаи. Все присутствующие хохотали вповалку. Так прошло минут двадцать, потом звукорежиссёр сказал, что всё готово и можно идти записывать. А тут Гердт и говорит: «А мне что-то теперь петь расхотелось. А ведь так я её хотел спеть, так хотел! А теперь что-то не хочется». И когда все поверили, что ему действительно не хочется, он улыбнулся и говорит: «А теперь я пойду!». И пошёл к микрофону, спел замечательно песню «Бастилия», которую я до сих пор считаю одним из лучших своих номеров, потому что она очень точная получилась. Я считаю, что стилизация - это один из самых интересных приёмов, и совершенно незаслуженно слово «стилизация» употребляют в качестве ругательном, как правило. Вообще в картине «Простодушный» много музыкального озорства. Номеру «Лестница власти», содержащему вполне вольтеровский скепсис по поводу дурацкого стремления властолюбцев к вершине, откуда они неизбежно будут сброшены, исполнен Николаем Караченцовым с азартом и юмором, неожиданно приводящим к припеву, подозрительно похожему на издевательскую «цыганочку», подчёркивающую всю комическую простоту толпы и смехотворную значительность её идолов. Эта песня-то ведь очень современная по своему смыслу.
- Вы писали стихи для песен к фильму «Весёлая хроника опасного путешествия». Было такое требование, чтобы русский текст походил на грузинский не только по смыслу, но и по звучанию? Это были переводы стихов одного из сценаристов фильма Джемала Багашвили или это были Ваши оригинальные стихи?
- Там были и переводы стихов Багашвили, и оригинальные мои стихи. А что касается грузинского звучания, то никто передо мной таких задач не ставил. Мне самому было интересно воспроизвести это «аро, аро...», то слово, которое постоянно я слышал в Тбилиси. Для меня на этой картине было огромным счастьем сотрудничать с совершенно замечательным ансамблем «Иверия».
- А чувствовалось, что песня «Арго» станет таким же хитом, как и «Пора-пора-порадуемся...»?
- Вы знаете, это самая моя любимая песня из всех, которые я переводил. Мне нравилась она задолго до того, как я начал её переводить. И тут дело даже не в переводе. Эта фантастическая, пленительная мелодия Александра Басилая. В ней чувствуется и Грузия, и старина, и что-то греческое там есть, и аранжировка потрясающая. Песня «Арго» доставляет мне наибольшее удовольствие из всех, что мне довелось переводить.
- А что для Вас Грузия? Вы же не раз обращались в своём творчестве к грузинским темам?
- Очень много. Дело в том, что я начал свою переводческую работу с бурятских поэтов, а самую большую часть работы и самое большое удовольствие я получал от перевода грузинских авторов. Грузинская поэзия - это просто по классу европейская поэзия. По настоящему прекрасная европейская поэзия. И я очень много провёл времени в Грузии, был членом совета по грузинской литературе при Союзе писателей. У меня было много друзей среди грузинских авторов. Вот, к сожалению, буквально на днях скорбная история случилась, умер последний, может быть, из той плеяды замечательных грузинских поэтов моего поколения - Томаз Чиладзе. И одновременно умер более молодой, тоже талантливый грузинский поэт Володя Саришвили. И это для меня большая беда. К сожалению, я давно не был в Тбилиси. А в своё время я ездил туда и возил туда всех, кого я любил. Мне было интересно, например, привезти туда друга и подарить ему этот город, пленительный совершенно город. Этот город очень любили Бэлла Ахмадулина, Вася Аксёнов, Женя Евтушенко. Я тоже очень люблю Тбилиси.
- Юрий Евгеньевич, раз уж речь зашла о Грузии, о Тбилиси, расскажите, пожалуйста, о песне «Синий балкон» для Николая Караченцова, музыку которой написал грузинский композитор Нодар Николаишвили.
- Коля Караченцов участвовал в одном российско-грузинском проекте и обратился ко мне с такой просьбой. Он попросил написать песню о Тбилиси. Я очень люблю Колю, поэтому его просьба была для меня почти законом, как говорится. В ту пору я уже не очень любил подтекстовки, переключился совсем на другие работы, но мне очень хотелось, чтобы Коля Караченцов что-то спел, что я написал бы конкретно для него. И тут я вспомнил то, что меня всегда поражало в городе - это обилие синего цвета в резных деревянных балконах. В Тбилиси много домов с резными узорами и мне они попадались почему-то, как правило, синего цвета. И там была, как сейчас помню, площадь, на которую выходило здание с этими синими балконами с резьбой и на них висели яркие красные перцы. До сих пор для меня Тбилиси - это синий балкон с красными перцами на нём. И я с удовольствием сделал для Коли Караченцова эту работу, а он отнёс её композитору, который написал музыку. Я сейчас с удовольствием слушаю эту песню в исполнении Коли.
- Вы писали в основном для спектаклей, но вот в дискографиях артистов эстрады есть песни на Ваши стихи. Например, их исполняли Полад Бюльбюль-оглы, Мария Лукач, Роксана Бабаян... Почему Ваших песен для эстрады, увы, так немного?
- А я никогда не писал для эстрады специально. Вот меня иногда называют поэт-песенник, но это не так. Эстрадная песня - это именно песня. А я не могу назвать свои песни песнями, это зонги. Я ни разу ни одну эстрадную песню не написал, это именно зонги. Вот, например, ко мне приходит режиссёр и говорит: «Мне нужна песня на полторы минуты, в ней герой делает предложение девушке, а она ему в конце отказывает». Вот я, имея этот сюжет, заранее запланированный, имея героя, пишу как бы от его лица. Я в этом смысле, как артист - то я превращаюсь в Миледи, то в кардинала, то в Портоса, понимаете? И тогда возникает номер, который почему-то потом, если он удачный, идёт в народ и его начинают петь и на эстраде тоже.
- Расскажите, пожалуйста, о своей работе с Давидом Тухмановым и о песнях к фильму «Путешествие мсье Перришона».
- А, это была давняя работа, моё первое сотрудничество с Давидом. Он написал прелестную музыку к «Путешествию мсье Перришона», которую снимала режиссёр Маргарита Микаэлян. Это была такая оперетта, в общем-то. И там у меня был запоминающийся номер, который спел Валя Гафт. А в Гафте, между прочим, умер великий опереточный актёр, и он сам об этом говорил много раз. Гафт очень любил этот жанр. И вот он записал для фильма очень комично «Прощай, прощай, Анита...» в образе такого влюблённого вояки, потерявшего голову от любви.. Я очень люблю этот номер в его исполнении. Там были ещё несколько номеров очень хороших в этом фильме.
- А Валентин Гафт ведь пел у Вас потом «Прощание бюрократа с кабинетом» в картине Эльдара Рязанова «Забытая мелодия для флейты».
- «Занимался тучами закат, перестройку начали с рассветом, не по делу снятый бюрократ со своим прощался кабинетом...». Да, он спел это в образе бюрократа уморительно. Рязанов вообще очень любил каким-то образом задействовать в кадре всех людей, которые делали фильм, зачастую снимал их в массовых сценах в качестве действующих лиц. И вот я тоже принял участие в съёмках того эпизода с поющим Гафтом. И мне, честно говоря, стоило большого труда не рассмеяться в кадре, когда Гафт шёл с гармошкой по вагону и исполнял номер «Прощание бюрократа с кабинетом», а кадр требовал серьёзного отношения к этому делу. А потом ещё Гафт исполнял мои куплеты в фильме «Самоубийца». У него там образ такого конферансье в ресторанном кабаре, но вещи он пел довольно саркастические. Задача, которую поставил передо мной режиссёр картины Валерий Пендраковский, вообще очень трудна и сперва показалась мне даже невыполнимой. На музыку старых шлягеров Петра Лещенко и Вадима Козина необходимо было создать текст, исповедовавший как будто бы эстетические каноны тех лет, но как бы и предполагавший наше сегодняшнее понимание событий, характерное для автора пьесы «Самоубийца» Николая Эрдмана. Номера, которые там исполняет Гафт, это негромкий, но злой протест нормального российского человека, которого именно из-за его нормальности власть боится и обзывает обывателем. Он и сам рад притвориться им, но здравый-то ум берёт своё. Гафт сделал это мастерски.
- Вы писали стихи к песням на музыку Полада Бюльбюль-оглы к продолжению знаменитого фильма «Не бойся, я с тобой!», который вышел в 2013 году?
- Но там было не много песен и они были не очень востребованы в кадре. А вот когда Гусман снимал свой старый фильм «Не бойся, я с тобой!», то пригласил меня написать тексты для песен. Мы с Гусманом большие приятели, и он первым делом предложил это мне. Но я в ту пору был очень занят и сказал ему: «Найду тебе человека, который прекрасно это сделает». И я дал ему телефон Алёши Дидурова, замечательного поэта, очень рано ушедшего от нас, к сожалению. И Алексей Дидуров вместе с Поладом Бюльбюль-оглы создал совершенно замечательные песни для этой кинокартины.
- Как Вы познакомились с режиссёром Светланой Дружининой и каким образом проходила работа над трилогией о «Гардемаринах»?
- Меня со Светланой Дружининой познакомил композитор Виктор Лебедев, по-моему. У Дружининой есть одно очень хорошее качество: если ей что-то понравилось, она это пробьёт, то есть ценой невероятных усилий, но она добьётся своего. Мы же над первыми «Гардемаринами» работали ещё во второй половине восьмидесятых, а тогда цензура всё же ещё была. А кто такие гардемарины? Это русские мушкетёры. Наконец-то я попал на свою почву, когда не надо было писать «Мерси боку» или «Пуркуа па». Хотя одна песня и, кстати говоря, самая моя любимая, была написана для француза шевалье де Брильи, которого блистательно сыграл Миша Боярский. Я думаю, что это одна из лучших песен композитора Вити Лебедева. Он написал её, когда ещё не было стихов. Была просто тема старой французской песенки. Я уже потом её подтекстовал, это стилизация в чистом виде под старинные французские баллады. Она сочинена была Лебедевым по просьбе Миши Боярского. Это его вечная идея, которая шла от «Мушкетёров». Ему хотелось сыграть последнюю любовь стареющего д’Артаньяна, спеть прощальную песенку мушкетёра, попавшего в русские снега. А знаменитое «ланфрен-ланфра» - это ничего не значащая абракадабра, часто используемая в старинных французских песнях. То же самое, что и «ой-лю-ли» - в русских. В фильме у нас так же пел Дима Харатьян, он прирождённый исполнитель песен. А вот с Олегом Анофриевым были кое-какие проблемы. Дело всё в том, что он и сам писал стихи, поэтому у него сразу возникала масса замечаний и предложений по этому поводу. А всё ведь было уже написано и переделывать не хотелось, да и ни к чему это было. Так что при записи «Баллады о байстрюке» были некоторые проблемы с Олегом Анофриевым. Но в целом он замечательно всё спел, я его хорошо вспоминаю.
- А как Вами создавался музыкальный спектакль «Преступление и наказание»?
- Сорок лет этому делу уже. В 1979 году мы с Кончаловским и Марком Розовским дали либретто оперы композитору Эдуарду Артемьеву, который, можно сказать, все эти годы писал музыку. Спектакль вышел два года назад, но у Артемьева до сих пор возникают мысли о том, что здесь можно что-то исправить или дополнить. Артемьевым это было сделано даже не как рок-опера, там разные жанры. Сначала вышел двойной компакт-диск с этой оперой. Но когда возникла идея поставить её на сцене, то Кончаловский сказал мне: «Ты знаешь, за это время столько изменилось. Не может Соня быть такой, какая она у нас в опере». И мы с ним заново перелопатили очень многое, если, извините меня за это слово, такой жаргон применим к Достоевскому. Опера и сейчас идёт в Московском театре мюзикла у Михаила Швыдкого.
- Юрий Евгеньевич, над каким проектом Вы работаете сейчас и что входит в Ваши ближайшие творческие планы?
- Не очень хочется пока говорить об этом, но мы сейчас с моей женой Галей Полиди пишем сценарий спектакля по книге Эмиля Золя «Дамское счастье». Это история абсолютно современная, история возникновения торговой такой империи за счёт маленьких лавочек, окружающих эту империю. Может быть, это получится в Театре сатиры. Во всяком случае такой у нас был разговор с Александром Ширвиндтом, который очень понимает в этом деле. И он сразу увидел социальную остроту этой вещи. Вот сейчас мы занимаемся этим проектом.
- Спасибо Вам большое!
- И вам спасибо!
Беседовали Максим Фёдоров и Виталий Гапоненко, 5 октября 2018 года
Смотрите 5 серий фильма «Пока ещё мы вместе, или Мушкетёры 40 лет спустя» (производство кинокомпании «СлавКино», 2019 год) на сайте «Retroportal.ru». Видеоверсия Вечера в Центральном Доме кинематографистов, посвящённого премьере документального фильма «Пока ещё мы вместе, или Мушкетёры 40 лет спустя» (Москва, 14 февраля 2020 года).